Родители невесты называли их союз «браком слона и голубки». Действительно, жених был старше невесты на 21 год, тяжелее на сто килограммов, выше на две головы, внешне уродлив, но слыл отчаянным ловеласом.
Диего Риверу называли Принцем-жабой — при всей своей громоздкой, неуклюжей внешности он был наделен огромным обаянием — полон блестящего юмора, жизненной силы, чувственности и нежности. Это притягивало женщин. Кроме того, ко времени второй женитьбы Ривера уже давно прославился как художник-монументалист. Он получал заказы и от частных ценителей живописи, и от правительства Мексики.
С 1922 года Ривера состоял в мексиканской компартии, в 1927-28 годах посетил Советский Союз, а за несколько лет до того принимал у себя Маяковского. В Мехико дом знаменитого художника знали все мальчишки. И вот сенсация: Диего женится на какой-то безвестной девчонке из Койоакана, ближнего пригорода Мехико.
Невесту звали Фрида Кало. Она родилась в семье фотографа Гильермо Кало, венгерского еврея-эмигранта, и местной красавицы Матильды Кальдерон. Матильда родила мужу двух девочек. Старшая, Фрида, похожая на мать, стала любимицей отца. Ее отличали живой ум, неуемный темперамент и капризный характер. Стремительный бег Фриды по школьным коридорам напоминал полет птицы. Это особенно удивляло тех, кто знал, что в шесть лет девочка перенесла полиомиелит.
Полет птицы оборвался в 1925 году, когда Фриде исполнилось восемнадцать. Автобус, в котором она ехала, на полном ходу врезался в трамвай. Фрида серьезно повредила позвоночник и таз, переломала ребра и ключицу. Лечение длилось несколько лет. Девушка перенесла тридцать три операции, переменила двадцать восемь корсетов, ее мучили постоянные боли. Казалось, дух — единственное, что уцелело в ее теле. «Я осталась жива, и вдобавок мне есть ради чего жить, — говорила она матери. — Ради живописи». Именно живопись свела Фриду с Диего Риверой.
На грузного мужчину, расписывающего стены во дворе подготовительной школы, она обратила внимание, когда сама сидела за партой. А через несколько лет решилась показать ему свои рисунки. Может, от страха и смущения девушка вела себя дерзко. Боялась, что мастер не станет разговаривать с девчонкой. Но мастер не прогнал. Напротив, очень заинтересовался. Только не понятно, что поразило Диего больше: ее рисунки или она сама. Так или иначе, вскоре маститый художник попросил у отца Фриды ее руки. Как все отцы, Гильермо ревновал дочь к жениху. Когда дело приняло серьезный оборот, он попробовал охладить пыл влюбленного: «Моя дочь останется больной на всю жизнь. Подумайте об этом, и, если не раздумаете жениться, я дам согласие».
На свадьбу Фрида явилась во всем блеске своей яркой некрасивости. Шею ее украшало нефритовое ожерелье доколумбовой эпохи, в ушах блестели тяжелые серьги с подвесками, а больные ноги прикрывала длинная юбка в национальном стиле. Сияющая от счастья Фрида, не могла не вызвать злую ревность бывшей супруги Диего, — Лупе Марин. Подвыпившая Лупе задрала невесте юбку и крикнула: «Смотрите, вот на какие спички этот дурак променял мои восхитительные ноги!».
Разразился скандал. От расстройства жених хватил лишнего, переколотил множество вещей и вдобавок кому-то прострелил палец. Новобрачные поссорились, и Фрида уехала к родителям. Только через несколько дней Ривере удалось вернуть ее домой.
Вскоре после свадьбы Лупе Марин вновь наведалась к молодоженам. Она по-хозяйски осмотрела дом, сходила с Фридой на рынок, помогла выбрать кухонную посуду и прочую утварь, потом научила ее готовить любимые блюда Риверы. Объяснила, что завтракает Диего обычно на рабочем месте. Еду туда следует приносить в корзиночке, накрытой салфеткой с надписью «Я тебя обожаю». Этот обычай Лупе переняла у мексиканских крестьянок.
Восторги любви у молодоженов перемежались бурными ссорами. Ривера не собирался расставаться со своими привычками: он по-прежнему проводил много времени с бывшими подружками. Кроме того, он не терпел критики. А Фрида, обладавшая художественным чутьем, никогда не отказывала себе в удовольствии указать мастеру на его огрехи. Он в ярости бросал кисть, осыпал жену проклятьями и уходил из дома. А когда возвращался, то в знак примирения осыпал ее подарками — бусами, серьгами, подвесками. Фрида обожала украшения. Не важно, из чего они были сделаны — из драгоценных камней или дешевого стекла, из золота или жести. Давала себя знать индейская кровь. Девушка любила пеструю мексиканскую одежду и разноцветные шнурки в волосах.
Фрида воспринимала своего знаменитого супруга как большого ребенка. Она часто изображала его младенцем, лежащим у нее на руках. После тяжелых травм Фрида не могла иметь детей и все свое нерастраченное материнское чувство отдавала мужу. Она купала его в ванне, побросав туда кучу игрушек. Правда, супруги не оставляли надежды обзавестись потомством. Трижды врачи признавали Фриду беременной, и трижды беременность заканчивалась выкидышем. В надежде на более квалифицированную медицинскую помощь Ривера повез жену в США.
Соединенные Штаты Фриде не понравились. «Светское общество меня раздражает, — писала она в дневнике, — и все эти богатые люди меня бесят, потому что я видела тысячи людей в самой страшной нищете, совершенно без еды, без жилья, это произвело на меня самое сильное впечатление. Как ужасно видеть богатеев, веселящихся день и ночь, когда тысячи и тысячи людей умирают от голода… Хотя мне очень интересно индустриальное развитие США, я нахожу, что американцы полностью лишены чувствительности и хорошего вкуса… Они живут словно в огромном курятнике, где очень грязно и неудобно. Дома похожи на духовки, а все удобства, о которых они говорят, — это миф. Не знаю, может быть, я ошибаюсь, но я просто рассказываю, что чувствую».
Поездка не принесла Фриде счастья. В Детройте она заболела, да так, что врачи в очередной раз нашли повод объявить ее бездетной. Переживания выразились в картинах, названия которых говорят сами за себя: «Госпиталь Генри Форда», «Летающая кровать».
С этого времени в творчестве Фриды наступил новый этап, о котором Диего сказал так: «…Она начинает работу над целой серией шедевров, каких еще не знала история живописи, — картин, воспевающих стойкость женщины перед лицом суровой истины, неумолимой действительности, людской жестокости, телесных и душевных мук».
Сам Ривера в США без дела не сидел. Нельсон Рокфеллер заказал ему фреску на стене «Радио-Сити» (ныне это Рокфеллеровский центр). Диего изобразил капитализм в виде «звероподобных финансовых воротил и продажных женщин в последней стадии сифилиса». А над этой панорамой разместил портреты Маркса, Энгельса, Ленина, Троцкого и других революционных вождей. Эти портреты, в особенности изображение Ленина, вызвали неудовольствие заказчика. Он потребовал заменить лицо, «которое могло бы оскорбить чувства очень многих людей, на какой-нибудь нейтральный персонаж». Фрида посоветовала мужу не идти на компромисс, и в результате всю работу по распоряжению Рокфеллера уничтожили.
Увлечение идеями революции, поначалу объединявшее Диего и Фриду, вскоре стало причиной семейной драмы. В 1936 году, спасаясь от преследований Сталина, в Мексику прибыл «демон революции» Лев Троцкий с женой Натальей Седовой. Диего и Фрида, восторженные поклонники русской революции вообще и Троцкого в частности, встретили опальную чету и пригласили ее к себе. Поскольку эмигрантов из России никто в Мексике не ждал, то приглашение это оказалось очень кстати.
По сути, Лев Давыдович оказался на полном иждивении Диего и Фриды. Но на это никто из них внимания не обращал. Между мужчинами завязались самые теплые дружеские отношения. Подружились между собой и женщины. Троцкий называл мексиканца «величайшим проводником» Октябрьской революции. «Это не просто картины, — писал он о фресках Риверы, — не объект пассивного эстетического созерцания, это живая часть классовой борьбы».
Рухнула идиллия из-за пылкой любви Троцкого к Фриде. Их роман оказался ярким, но очень коротким. Скорее всего, Фрида к Троцкому никаких особенных чувств не испытывала. С ее стороны это было, вероятно, местью мужу за его бесчисленные любовные похождения, особенно за связь с ее любимой сестрой Кристиной. Однако, как ни стремилась Фрида избежать скандала, Диего узнал о ее романе со своим близким другом. Троцкому пришлось спешно подыскивать себе другое жилье. Он оказался в мексиканской глуши почти без средств к существованию и вскоре был зверски убит агентом, подосланным Сталиным.
А в семье Риверы атмосфера становилась все более напряженной. Простить жену Диего не хотел. Фрида же не могла оправиться от потрясения, вызванного связью мужа с ее сестрой. В 39-м супруги решили расстаться. Фрида уехала в Нью-Йорк. Пытаясь забыть Риверу, она заводила один роман за другим. А вскоре начались страшные боли в позвоночнике, стали отказывать почки.
В это время она создала шедевр «Две Фриды». Это двойной автопортрет. Первая Фрида, в мексиканском костюме, — счастливая и любимая, она держит медальон с изображением Диего. Вторая, в европейском платье, — одинока и несчастна. Из ее руки торчит медицинская игла с трубкой. Через эту трубку сочится кровь, уходит жизнь.
И все же, несмотря на такую грустную живопись, Фрида надеялась, что любимый вернется. Он действительно нашел ее в клинике Сан-Франциско. К этому моменту она перенесла одну тяжелейшую операцию и готовилась ко второй, тоже серьезной. По прогнозам врачей, ей предстояло провести остаток дней в постели, не снимая жесткого корсета.
Диего опустился перед ней на колени и умолял о прощении. Чувство между бывшими супругами вспыхнуло с новой силой. Счастливый Ривера уехал приводить свой дом в порядок, а она слала ему вслед письма, полные любви: «Диего, скоро мы соединимся навсегда, без скандалов и всего прочего — чтобы просто любить друг друга. Я люблю тебя больше, чем когда бы то ни было. Твоя маленькая девочка Фрида». В 1940 году они поженились во второй раз.
Нет сомнений, что Ривера, несмотря на все свои увлечения, не переставал любить Фриду. Он писал: «У нее было изящное нервное тело и нежное личико. Длинные волосы, темные густые брови соединялись на переносице. Они были похожи на крылья дрозда, а из-под них на меня смотрели два удивительных карих глаза».
А вот признание Фриды: «Никому никогда не понять, как я люблю Диего. Я хочу одного: чтобы никто не ранил его и не беспокоил, не лишал энергии, которая необходима ему, чтобы жить. Жить так, как ему нравится, — писать, глядеть, любить, есть, спать, уединяться, встречаться с друзьями, но только не падать духом». Заметим, эти слова написаны женщиной, прикованной к постели. «Я не больна, — говорила она. — Я разбита. Но я счастлива жить, пока могу рисовать».
До болезни, в 1938 году, Фрида Кало по приглашению писателя Анд-ре Бретона привезла свои работы в Париж и произвела там фурор. Одну из картин купил Лувр. Такой чести не удостоился даже ее знаменитый муж. Впрочем, мексиканка покорила взыскательных французов не только живописью, но и экзотической внешностью. Портреты Фриды замелькали на обложках журналов. Законодательница высокой моды Эльза Скиапарелли создала знаменитое платье «Мадам Ривера» и к нему духи «Шокинг», заложив тем самым целое направление, стиль.
В мире высокой моды память об удивительной мексиканке жива до сих пор. В 1998 году Жан Поль Готье создал целую коллекцию одежды под девизом «Фрида». Демонстрировали ее девушки со сросшимися бровями и коронами из черных волос, украшенных цветами и лентами.
Цветы она действительно любила. Она вообще любила все, что создано природой. Символы плодородия встречаются на многих ее картинах: цветы, фрукты, обезьяны, попугаи. Их обвивают ленты, ожерелья, виноградные лозы, кровеносные сосуды и колючие ветки терновника. Она признавала право на жизнь за всем, что живет, — даже за тем, что может ранить или убить. Это и есть любовь — великое празднество жизни.
Фрида не хотела умирать. В 1954 году, за восемь дней до смерти, она написала натюрморт: разрезанные арбузы на темном фоне. На красной, как кровь, мякоти можно прочесть: «VIVA LA VIDA!» («Да здравствует жизнь!»). Такой символ любви, побеждающей смерть, придумала художница. А на одной из последних страниц в ее дневнике Диего нашел такое стихотворение:
Я многое смогла
Я смогу ходить
Я смогу рисовать
Я люблю Диего больше
Чем люблю себя
Воля моя велика
Воля моя жива.
Живопись Фриды Кало: